Сом

Ночь. Жутковато-гнетущая тишина. Только из ближайшей деревни доносился редкий собачий лай. В природе встречается такой вид тишины, которую не иначе, как зловещей, назвать нельзя. Как правило, такое случается перед непогодой. Замолкают птицы и лягушки, непонятно куда деваются надоедливые насекомые, перестают шуршать и забиваются в свои норы вездесущие зверьки, даже ветви деревьев, наряду с прибрежным тростником и камышом перестают шевелиться, затаившись в ожидании надвигающегося ненастья. А ставшая вдруг неподвижной темная поверхность воды вызывает просто таки священный ужас. В такие моменты обостряются все органы чувств, появляется некое внутреннее напряжение. Сна нет. Выхожу из машины, разжигаю газовую горелку и ставлю воду…

С противоположного берега к реке вплотную подобрался дубовый лес. Вековые деревья гордо и величественно раскинули свои могучие ветви над самой рекой, отчего вода под ними становилась совсем черной и ещё больше удручающей. Из-под деревьев, что находились на самом краю обрывистого берега, река когда-то вымыла твердь, и те обрушились в воду. И сейчас в этих завалах нашла для себя укрытие рыба. А когда-то в глубокой древности в таких местах поселялись водяные и русалки. Нынче от былого величия некогда судоходной реки и будоражащего воображение своей таинственностью первобытного леса остались лишь их отголоски. Давно уже не живут в нем ни эльфы, ни лешие, ни прочие эфемерные создания. Ушли в небытие старые легенды и преданы забвению некогда могучие языческие боги. Но откуда-то из самой глубины своего подсознания я смутно улавливал остатки того первобытного трепета перед силами природы, которым были наполнены души наших предков…

Пока греется вода, проверяю одну из двух заброшенных снастей с выползком, наживка не тронута, да я особо и не надеялся, что кто-то на неё накинется. Нравился сам процесс возни со снастями. Забросив первую снасть, вторую даже не стал трогать – а что там могло за это время измениться. Уселся как можно удобней в раскладном кресле, и погрузился в медитативные размышления, вдыхая смешанные ароматы речной мяты, по всей видимости, растущей где-то неподалеку, преющих листьев и уже начавшей сохнуть травы. Вода закипела, я заварил чай, и пока он настаивался, снова предался думам. Всматриваюсь в ночное небо, пока ещё безоблачное, а потому звездное, пытаясь предугадать, какой же сюрприз приготовила природа. Эхо грозовых раскатов, доносящееся откуда-то издалека, становилось все сильнее…

Из полусонного состояния вывел удар. Отчетливый, хорошо различимый удар по автомобилю. Я вроде не из пугливых – не раз в одиночку приходилось ночевать на берегу, в том числе и здесь. И в засадах сидеть во время службы, но все равно от неожиданности внутри что-то передернулось. Нащупываю в кармане фонарик и лучом выхватываю из темноты наглую кошачью морду, усевшуюся на капоте багажника.

-Откуда ты тут! - удивляюсь я вслух, - До ближайшей деревни километра три-четыре, не меньше, да и вообще, что за фамильярности…

Кот спрыгнул с машины и, не проронив ни звука, растворился в темноте…

А из темноты, только со стороны реки донесся уже знакомый мне громкий бульк. Именно бульк, а не всплеск, на подобие сазаньего. Как раз на этом месте ещё в позапрошлом году, когда гроза застигла меня на воде, метрах в ста от себя я видел несколько выворотов на поверхность воды очень крупной рыбы, сопровождавшихся характерным бульком. В прошлом году все повторилось, здесь опять кто-то выворачивался, и опять перед грозой. Совпадения прямо-таки мистические.

Это был сом. Что именно заставляет его подниматься на поверхность в канун ненастья, мне неизвестно. Есть мнение, что при стремительном падении атмосферного давления снижается количество растворенного в воде кислорода, особенно в её нижних слоях, что и заставляет сомов подниматься в верхний, более насыщенный воздухом слой. Я и не сторонник этой теории, ни её противник, но с точки зрения такой логики, перед грозой вообще все рыбы должны подниматься на поверхность, чего, в общем-то, не происходит.

Внезапный порыв ветра просигнализировал о том, что циклон пришел. Зашумели и затрещали своими пересохшими ветвями деревья, повинуясь ветру, прижался к воде камыш, по поверхности которой застучали первые, тяжелые, вначале редкие, но постоянно нарастающие капли. И вот уже самый настоящий ливень отвесной стеной обрушился на землю. Молнии то и дело выхватывали из ночной тьмы причудливые картинки, похожие на детские фантазии, рождавшиеся во время чтения фантастических романов. А мощные и затяжные громовые раскаты буквально разламывали небо. Волна за волной ливень то немного затихал, то с новым остервенением ударял своими крупными каплями по крыше и стеклам моей машины. Резкие порывы ломали ветви, отчего те или падали на землю или, удерживаемые корой, раскачивались под натиском ветра. И мне вдруг подумалось, что некогда могучие ведьмы и колдуны воскресли и вернулись из небытия, чтобы устроить всю эту чертовую куролесь…

Томительное ожидание конца непогоды сбило время с его привычного хода, и оно стало замедляться. Я все ждал, а гроза не заканчивалась. Земля уже вдоволь насытилась и перестала впитывать влагу, отчего на поверхности стали появляться и разрастаться в размерах лужи, а к реке со всех сторон устремились мутные ручьи. Уже стало понятно, что даже если дождь закончиться прямо сейчас, дорога даже к вечеру завтрашнего дня не высохнет. Перспектива продлить рыбалку на день-два меня особо не пугала, скорее даже наоборот, вносила в заурядный выезд приключенческий элемент. Немного смущал малый запас питьевой воды, но его можно было пополнить, сходив в ближайшую деревню по реке на лодке. Куда более важным для меня было то, насколько сильно после ливня помутнеет вода, и как в такой воде поведет себя рыба? Несколько шумных и вызывающе ярких приманок для предполагаемых условий ловли у меня в арсенале найдется, вот только оценит ли их рыба. Завтрашний день все расставит по местам, а сейчас нужно попытаться уснуть хотя бы на несколько часов. Что очень долго не получалось. В те недолгие минуты, когда сознание ненадолго отключалось, из подсознания наружу выползали яркие кошмарные сны и полностью овладевали моим разумом. Мне снилось, что из леса, из камыша, из темной речной глубины появлялись невероятного вида твари. Вначале было страшно, а потом я понимал, что это всего лишь сон, очень долго и безуспешно пытался проснуться, и когда это удавалось, потусторонние чудища ещё долго стояли перед глазами, не желая убираться восвояси. Пробуждаясь окончательно, я продолжал лежать в неком оцепенении, удивляясь, как вообще в моем мозгу могут возникать такие фантастические образы. Потом смотрел на часы, ещё более удивлялся тому, что с момента, когда последний раз сверял время, прошло всего лишь пятнадцать минут, оценивал обстановку «за бортом», переворачивался на другой бок, и снова пытался уснуть. Сколько себя не помню, ни разу на рыбалке не удавалось заснуть глубоким полноценным сном…

Стало светать. Дождя не было. Где-то высоко в небе о чем-то передразнивались жаворонки. Ещё выше над ними были тучи, но уже не опасные. Вслед за жаворонками, в одночасье оживились и лесные птицы, наперебой рассказывая друг другу свои радостные песни о том, что ненастье ушло. Река дышала туманом и излучала жизнь.

Приятный освежающий ветер, словно извиняясь за свое вчерашнее безобразие, несильными дуновениями встряхивал с деревьев остатки влаги. Я взбодрился крепким чаем и в предчувствии хорошей рыбалки вышел на воду. Вокруг, кроме меня – ни единой души.

Ещё находясь под впечатлением мистических ночных переживаний, которые растормошили душу, я прислушивался к тому нечто, что всегда куда-то уползает, как только пытаешься понять его своим убогим разумом или хотя бы дать ему словесное определение. Некая Великая Тайна открывается на мгновенье, обнажает что-то очень важное, и тут же исчезает. После чего разум ещё долго и безуспешно будет пытаться осознать все происходящее, загнать в привычные рамки понимания и научного обоснования, и тем самым найти самоуспокоение. Я как мог, противился всяким попыткам оскорбленного ума навести порядок в моей душе и мыслях. Сейчас мне казалось, что я в самом центре некой Вселенной, где все прекрасно и гармонично. Боясь потревожить и нарушить эту гармонию, я не заводил мотор, и шел на веслах. И даже неуклюжие хлюпанья весел не нарушали сию гармонию и вписывались в этот великий праздник бытия.

Во всем сплетении нахлынувших на меня таинственных чувств только одно я узнал. У меня для него даже собственное определение было, хотя и весьма приблизительное - чувство рыбы. Это то, мгновенно сошедшее озарение, которое каким-то непостижимым образом предсказывает или хорошую рыбалку, или из множества приманок указывает именно на одну единственную, которая сегодня сработает, или же во время полного отсутствия клева задерживает на воде до темноты и дарит одну-единственную поклевку трофейной рыбы. Поклевку, которая потом запоминается на всю жизнь. Это то, что отличает настоящего рыболова от случайных людей, обывателей или туристов. Это то, что нельзя ни купить, ни изучить в виде науки, ни подсмотреть или отнять у других. Эти интуитивные предчувствия иногда пугают своей невероятной точностью. Сколько раз уже так бывало – бросаешь якорь, делаешь первый заброс, и как бы мимолетом проноситься мысль о судаке, и тут же, на первом забросе в совершенно не свойственном месте ловишь судака. Никогда ни до, ни после с этого места судака ловить не будешь. Или смотришь на возвышающийся из воды кустик и вдруг отчетливо понимаешь, что под ним спряталась двух килограммовая щука. Кидаешь приманку и вылавливаешь щуку. Ещё больше обескураживает то, что в щуке оказывается ровно два килограмма. Бывало, что чувство рыбы пропадало, и пропадало надолго. И рыбалки становились пресными, безвкусными и сильно трудовыми. Уловы были, и временами неплохие, но не было в этих уловах ни везенья, ни тревожащей душу рыбацкой удачи. Начинались самобичевания, на предмет того, зачем показал уловистую приманку или сдал секретную точку. Рыболовы суеверны по своей сути. И никто и никогда не сможет убедить меня в обратном…

Запищал эхолот. Громко и неприятно. На экране появилась длинная цепочка смотрящих друг другу в хвост символов крупных рыб. Это был он. Я отошел метров на десять, и, не бросая якоря, швырнул туда приманку. На втором забросе последовал смазанный удар. Я подсек - он дернулся, поначалу несильно, но с каждой секундой сопротивление все увеличивалось. И вот он развернул меня в лодке и, увлекая за собой, пошел вдоль бровки. Спиннинг изгибался и отрабатывал все свои характеристики, фрикцион трещал практически без остановок. Работая на пределе мощности снасти, я никак не мог оторвать его от дна. Так продолжалось минут десять, потом он начал уставать. Я снова оказался в привычной для себя роли ведущего, а не ведомого, и стал наматывать обратно утраченные метры шнура. Сом в очередной раз развернулся и на этот раз, неожиданно для меня, пошел к берегу, пытаясь найти спасение под плавающим островом из водорослей. Но какое спасение можно найти в этих мягких, совсем неопасных для шнура серо-зеленых растениях. Ещё несколько ослабленных рывков, и все закончилось…

Ещё одна ночь. Сом раз за разом пытался сорваться с веревки, привязанной к вбитому колу. Каждая такая попытка сопровождалась громким всплеском, и заставляла меня невольно вздрагивать. Я вылез из машины, включил налобный фонарик, подкатил штанины и полез в воду, нащупывая веревку. Поймал себя на мысли, что такие проверки, это лишь плохо завуалированное желание в очередной раз потешить свое самолюбие. Потянул на себя, сом поддался, совсем не сопротивляясь. Из воды на меня смотрели его маленькие темные глаза. Из воды на меня смотрела безысходность. В этом многолетнем противостоянии он проиграл. Точнее, он и понятия не имел, что кому-то противостоит – он просто жил свое жизнью. Это я задался целью его выследить и поймать. Вся рыболовная мудрость мира была на моей стороне, а на его – только жизнь. Жизнь, которую я собираюсь отнять.

Мне вдруг захотелось его отпустить. Это было одно из проявлений того быстрого и тайного озарения. Я чувствовал его остро и ярко. Нет, даже не просто отпустить, а отвезти куда подальше от этого злополучного места, что бы нашел для себя новое укрытие и уже больше никогда не встречался ни с кем из людей. Повинуясь нахлынувшему на меня сиюминутному чувству, я спрятал в машину валяющийся в округе свой рыболовный скарб, подкачал стравливающий баллон на лодке, срезал веревку с колышка и привязал её к лодке. Оттолкнулся от берега, и, сделав несколько усилий на весла, остановился, раздираемый нарастающим чувством внутреннего конфликта и своей малодушной нерешительностью…

Ещё один день. Сегодня я был героем. Домашние искренне радовались и на перебой поздравляли меня с уловом. Кто-то полез в стопку рыболовных журналов, искать рецепты, как приготовить сома. Пришли соседи и ещё какие-то, не знакомые мне люди, что бы посмотреть на диковинную в наших краях рыбу. Что-то спрашивали, я отвечал все больше не впопад. От длительного недосыпания мысли путались, а эмоции истощились. Проехав в багажнике более ста километров, сом ещё жил. Не помещаясь на всю свою длину, он в полу скрученном состоянии лениво шевелил жабрами в тазике с колодезной водой. В нем всё ещё искрилась жизнь… пока что искрилась…